ПОДВИГ ЮРОДСТВА

Ходят разные люди различного роста,
Ходят нищие, в небе летают стрижи,
И никто и не помнит про подвиг юродства,
Ни солидные дяди, ни даже бомжи.

Жил когда-то в Самаре, в далёкое время
Некто Пиня, ходил летом в зимнем пальто,
Только Пиня был лишь сумасшедшим евреем
И пророком его не назвал бы никто.

Набивал этот Пиня карманы камнями,
Он от жизни тяжёлой оброс и опух,
И неведомый кто-то смеялся меж нами:
Собирается, мол, побивать потаскух.

Только «бабочек» не было в строгое время,
А молодки кормили бродягу с мешком.
Мы жалели и даже любили еврея,
И смеявшийся вдруг подавился смешком.

И глядел я на Пиню, Саранск вспоминая:
Школа, улица, долгие годы войны,
И вставала картина, немного иная:
«Ваня, прыгни!» - кричали, резвясь, пацаны.

И у всех на виду благовидный мужчина
Ловко прыгал, мелькали босые ступни,
И глядел на «детишек» светло и невинно,
И таскал в церковь воду он целые дни.

Жил при храме, который недавно открыли,
Чтоб Господь бить фашистов войскам пособил,
Ваня ладный мужик был, в здоровье и силе,
И Христа с малолетства жалел и любил.

Он ходил босиком, будь зима или лето,
Помню красные ноги и ласковый взгляд,
Он вставал на колени с лучами рассвета,
И молился и плакал — так солнышку рад.

Ну а в храме при запахе тёплого воска
Было так хорошо на коленях стоять
И молиться за наше суровое войско,
Что поганых фашистов побило опять.

Мне жалеть бы не надо ни Ваню, ни Пиню,
Ведь они уж давно пожалели меня,
Что попасть мне придётся вот в эту пустыню,
Где разврат и разруха средь белого дня.

2.
Нет, дворцы здесьвозводятся в стиле и «духе»,
Воздвигаются храмы, но дьявол силён.
И повюду стоят в городах потаскухи,
И камней нет на них на закате времён.

Да и сам я живу не с душой совершенной,
Я и плачу, но сразу в груди торжество,
Как пред мысленным взором Василий Блаженный
Возникает, вся крепость, величье его.

По Москве ходят люди различного роста
И достатка, иной сотворяет поклон,
Но немногие знают про подвиг юродства,
Что Василием некогда был совершён.

Он ходил босиком по московскому снегу,
Иоанна-царя не страшась обличал,
И душою стремился к далёкому брегу,
Где конец означает начало начал.

И любил его царь и страшился немало,
Все свершения царства Василий предрёк,
И любая собака его понимала
И ложилась клубком у босых его ног...

Ах, к чему это я?.. Жить спокойно и просто,
Не вникать в шарлатанство, в политболтовню,
Но сейчас искажают и подвиг юродства,
Дух и смысл его светлый губя на корню.

Каждый сам по себе, чисто брит и опрятен,
Должен сам себя строить, как строят жильё,
Чтобы только без скверных юродивых пятен,
Без Руси этой давней, без духа её.

А в руках у ментов здоровенные палки,
Чтоб мы знали — сегодня свобода почём,
А вокруг нас астрологи, маги, гадалки,
И почти что у каждого- бес за плечом.

2О1О


х х х

Силюсь что-то вспомнить и не помню,
Ни фамилий, ни имён простых,
И нехорошо, нехорошо мне
От усилий этих холостых.

3.
Но бывают редкие мгновенья:
Вдруг я до младенчества почти
Вспомню всё, и камни преткновенья
Сами убираются с пути.

Перечислю имена умерших,
Озарюсь секундами любви
Женщин, так пленительно умевших
Душу твою мучать до крови.

А потом от жизненного хлама
Вновь страдать и в скорлупу уйти,
И томиться у подножья храма,
И не помнить, как в него войти...

2О1О


х х х

Моя младшая дочка не тянется к музе,
Но живёт с ними всеми в добром соседстве.
Она родилась в Советском Союзе
И всем говорит о счастливом детстве.

Проживает в Москве с замечательным мужем,
Путешествуют часто — никаких контузий,
Но ей почему-то обязательно нужен
Кусочек счастья в Советском Союзе.

И отец, то есть я, был советским поэтом,
Хотя утверждался как только русский,
А сейчас россиянин ещё в нагретом -
Перегретом воздухе перенагрузки.

Всем я друг и всему я враг ненарошный,
Толерантность — как косточка в горле рыбья.
Говорят, я остался в советском прошлом,
И никак, мол, его из себя не выбью.

А зачем выбивать, коли той же музе
Я служу — Вечность смотрит её очами,
Ну а дочкина память о Советском Союзе
Уж не раз спасала меня от отчаянья.

2О1О


х х х

О чём же поёшь ты, осенняя птица,
Быть может, мою выражаешь печаль?
Да нет, тебе попросту надо делиться
Со мною, что лета нисколько не жаль.

Оно улетело с палящей жарою
Далёко-далёко, в Сахару. небось,
И я даже планы какие-то строю,
Хотя, как и прежде, живу на авось.

Дышу глубоко я осенней прохладой
И с птицею вместе мне впору запеть
О том, что нам ада с ней больше не надо,
Не надо стране моей больше гореть.

Сминает народы времён колесница,
Но это уж слишком серьёзный вопрос.
О том сожалеет осення птица,
Что годы мои всё спешат под откос.

Да, да, дорогая. Им нету преграды,
Но есть ещё срок для стихов и любви.
Дышу глубоко я осенней прохладой
И с радостью слушаю песни твои.

2010

х х х
Который век я здесь живу,
Который год я приезжаю
Сюда и рыжую листву
Так близко к сердцу принимаю!

Листаю прежние стихи,
Написанные год за годом,
В них всё — и взлёты, и грехи,
Счёт обретеньям и невзгодам.

Нет, Волге я не изменю,
Она купель моя от Бога,
И здесь я нахожу родню,
Мне, что ни деревце, - подмога.

Ведь с ними я переживал
Свою большую неудачу,
И сердце мне мороз ковал,
Когда, бывало, чуть не плачу.

Куда ни глянешь все родня -
Деревья, люди, и собаки,
Считал их покзные драки,
Чоб только рассмешить меня.

Лишь ранней осенью теперь
Сюда я приезжаю, чтобы
Захлопнуть за собою дверь
От лжи, и зависти, и злобы.

Всё остаётся там, вовне,
И так сюда влечёт призванье,
Что медленно растёт во мне
Коли не счастье, то признанье,

Что я ещё живу, дышу,
И чувствую здесь Божью милость,
И отдаю карандашу
Всю страсть, что в сердце накопилась.

2010


СИНИЦА

Сегодня в окно залетела синица.
К болезни?.. Иль, может, всё это враньё?
Но сердце вдруг стало отчётливо биться,
Что ты предвещаешь мне, сердце моё?

Ведь болен и так я — сосуды, суставы
И прчее... Не обольщайся, дружок,
Нверное, близко до той переправы,
На том берегу кто-то факел зажёг.

И что остаётся? Живу я не строго,
Всё к свету стремлюсь, а блукаю во мгле,
И всё же прошу я у Господа Бога
Спасенья... Не там, а вот здесь, на земле.

Ещё не нажился и ненасмотрелся
Вокруг и хороших всё жду новостей,
Ещё я у русской печи не согрелся,
Пред этим прозябнув до самых костей.

Милы мне роскошные русские зимы,
Метели — и вдруг тишина и снега,
И хруст под ногою... и невыразимо
Мне русская осень, Господь, дорога.

Всё это ты знаешь и держишь в деснице
Мою окаянную жизнь, подержи
Подольше, Господь! Все и звери и птицы,
Цветущая рожь, васильки у межи, -

Всё это взывает к Тебе, всемогущий,
Моим языком, что Ты мне даровал, -
Все звери и птицы,поляны и кущи,
И яркой луны совершенный овал!

2010

х х х

Окунулся я в холод московский
После тяжкой самарской жары,
В подмосковном посёлке берёзки
Снежно блещут, хотя и стары.

Сам я старый и к ним прижимаюсь,
Лоб горячий кора холодит,
И тоскою я больше не маюсь,
Снова к жизни велик аппетит.

И какие-то пёстрые птахи
Скачут тропкою прямо у ног..
Жил в унынии,чуть ли не в страхе,
Неужели себя превозмог?

...Просыпался, обрывки былого
Застревали в туманном мозгу,
Словно в руки не падало слово
Тёплой птицей на вешнем лугу.

Словно я не люблю своих дочек,
Словно жён своих я погубил...
И средь мыслей навязчивых прочих
Возникал ряд унылых могил.

И шептал я: ах, мамочка, мама,
Как мне стыдно,что жил не любя...
Лишь таблеткою фенозепама
Удавалось утешить себя.

...Лес осенний, конечно, не звонок,
Но звучит над увядшей травой,
Я сегодня, как малый ребёнок,
Упиваюсь всем этим впервой.

Не пугают ни серость, ни стылость,
Эвон трудится дятел желна.
Вот и слово ко мне взвратилось,
Как к пропащему мужу жена.

Встрепенулся от резкого взмаха
Крупной птицы — то сойка, кажись...
Дай мне, Боже, закончить без страха
Эту милую, милую жизнь.

2010

х х х

Запаздывает бабье лето,
Всё дождички да хмурь небес,
Но пятнышко проглянет света -
И вздрогнет, засверкает лес.

Мой друг, не лето ли мужичье
Нам осень вдруг преподнесла,
Смотри: небритое обличье...
Возьмём с тобою два весла
И скользкой узкою тропою
Пойдём к речушке под откос,
Где как олени к водопою
Деревья сгрудились, и плёс
Вдруг разобьётся рыбьим всплеском;
Плывём, валяем дурака,
И тут тугим нежданным блеском
Вся вдоль натянется река.

Не бабье ль лето наступило?
Давай-ка вёсла на плечо,
И правда, дышит бабья сила
Нам прямо в лица грячо.

И вот уж свет не на мгновенье,
Вполсилы солнышко горит
И тварям всем успокоенье,
Благословение дарит.
И женщина, как-то сутуло,
Неловко мывшая крыльцо,
К нам на секунду повернула
Своё красивое лицо.

И взгляд её был добр и светел,
Овал лица был нежно мил,
И налетев, случайный ветер
До плеч ей платье заголил.

2010

ПОЛЯНА

Интересно, а как там, в Самаре?
Так ли жарко, ка было, когда
Уезжал? Здесь же хмури и хмари
Предостаточно, но холода
Наступают порой золотые,
Так бы лесом бродил, выходил
На пляны, теплом залитые;
Ни тебе гексоген и тротил...

Я мечтал о небыточном даре -
И меня окружил небосвод...
Интересно, а как там, в Самаре,
Дорогая подруга живёт?

Так же занята супом да кашей?
После — школа. Себя пожалей,
Скоро дружбе, любови ли нашей
Будет маленький, но юбилей.

Нет, пятнадцать не так уж и мало,
Год от года, как день ото дня,
Ты себя для себя сохраняла,
Согласись — и чуть-чуть для меня.

Никогда не бывешь на пляже,
Ноги первого снега белей.
И никак не напьюсь я из чаши,
Мне протянутой чаши твоей.

Ты приходишь всё реже и реже,
К моему возвращенью — приди!
Я вернусь поумневший и свежий
С сердцем юноши в старой груди.

Потому что я нежностью ранен
Ко всему, что так мало живёт,
Потому что меня на поляне
Окружил, покачнул небосвод.


2010

х х х

На сентябрьский, на солнечный холод
Выхожу и вдыхаю его.
Как я радостен нынче, как молод,
Что за семьдесят мне — ничего.

Паутины блескучие нити
Льнут к таким же моим волосам.
Бережёт меня ангел- хранитель,
Для чего — я не ведаю сам.

Сколько я нагрешил в этом мире!
Запю — и даю петуха.
А когда прикасаюсь я к лире,
Часто песня выходит глуха.

Вдруг шарахнутся зверь или птица
Как я струны задену перстом,
Может, надобно петь разучиться,
Мне молитвою жить и постом?

Да и так я молюсь беспрестанно
Небесам — и от рек до морей.
Боже праведный, кем же я стану
Без млитвенной лиры моей?!

Ты же Сам дал мне в робкие руки
Эту лиру в несчастной стране,
А какие появятся звуки,
Ты, Господь, не наказывл мне.

Вот играю. А вы всё хотите,
Чтобы радость была, но доколь!
Бережёт меня ангел-хранитель,
Чтобы пел про неправду и боль.

2010

ЛЕТО-2010

Два месяца било по нам без осечки
Нещадное солнце, столица в чаду,
Меж каменных зданий ты словно бы в печке,
Рискни — и поджаришься, как на поду.

Но в милой Самаре нас Волга спасала,
Ранёхонько встань и на берег беги.
Зато подчистую жарища списала
Посевы — в деревне сплошные долги.

Всё это как будто меня не коснулось,
Включай вентилятор — работай, терпи,
Но сердце саднило — какая там снулость,
Какая там серость, в заволжской степи.

Ведь степь — моя родина, весь я оттуда,
Хотя уже в городе маюсь давно.
В глазах — золотое волнистое чудо,
Жара, переспело, «стреляет» зерно.

Скорей убирай! И ночами при фарах
Работали люди... Да что вспоминать -
Сегодня вся родина наша в пожарах,
Нам солнце впервые — и ворог и тать.

Пылают леса и сгорают селенья,
Иссякли колодцы — глотка не испить,
Какое положено нам искупленье,
Как грех наш пред Господом нам искупить?!

И видится мне: у родного порога
Старушка стоит ни жива ни мертва,
И шепчет: «Мы ныне пргневали Бога,
Неправдой живём, хоть возводим церква...»

Огонь подбирается к ней, но упрямо
Бормочет... Свистит огневая праща...
И я встрепенулся: «Прощай, моя мама,
Деревня моя дорогая, прощай!»

...Конечно, мы новое быстро построим,
С сортирами, газом, но что ж над жнивьём
Горящим мы слышим не славу героям,
А тихое слово: «Неправдой живём...»

2010

х х х

Силы даже не хватит влюбиться
На недельку, не то чтобы дать
Счастье женщине, лишь утомиться,
И в покой погрузиться опять.

И в сомнительном этом покое
Вдруг захочется страстно любить
И во сне непослушной рукою
Очертания чьи-то ловить.

Чую, волосы пахнут рекою
И цветами на вешнем лугу,
Но слепой, непослушной рукою
Их погладить никак не могу.

То ли женщина, то ли ребёнок...
Обессилила память моя,
И гляжу одичало спросонок
На движенье и шум бытия.

И какая-то вещая птица
Прокричала, высоко летя:
«Нету силы в тебе ни влюбиться,
Ни погладить чужое дитя...»

2010

х х х

Святых премудрых книг я не читал,
Но верил в Бога трепетно и свято,
И с детства тайно Имя лепетал
И знал, что будет радость и расплата.

И с отрочества смерть грозила мне
То пальчиком, а то косой блистая,
Искал я тщетно истину в вине,
Она явилась трезвая, простая.

И к Господу взывал я: защити,
Прости мне все стихи о жизни бренной,
Лишь Ты быть должен на моём пути,
Великий, всемогущий, сокровенный!

Но как же отказаться от стихов?..
Пусть иногда помянутое всуе,
Но Имя уводило от грехов,
И всё пишу, судьбу свою рисую.

И в строчках прозреваю я Тебя,
Создателя, и юношу, и старца,
И, Свет Твой сокровенный возлюбя,
К Тебе я приближаюсь, может статься.

Когда же отхожу — останови,
Мне сны навей святые в изголовье,
Прости мне тяжкий грех земной любви,
Наполни грудь небесною любовью!

2010

х х х

У Анищенко Миши любимая есть,
Долго к ней он по тонкому льду пробирался,
Он с любимой, быть может, потом препирался,
Но вдвоём-то способнее вёслами гресть.

По теченью ли, против, но надо иметь
Не сноровку, а ясный порыв и терпенье,
Не Самара с Москвой, понимаю теперь я,
Мишу жить научило село Шелехметь.

Жить — не кашу варить, а любить и творить,
Но и каша поэту отнюдь не помеха,
Здесь услышал он грозное звёздное эхо,
Только чуточку стоило дверь отворить,

Эта тайная дверь мне доступна была,
И доселе я радость погибели слышу,
Как читать принимаюсь Анищенко Мишу,
Как листать принимаюсь... Такие дела.

2010

х х х

Как долго тянется зима,
Как велико на сердце бремя.
Иль подлое нас мучит время?
Да, да, а не зима сама.

Она доверху закрома
Наполнила чистейшим снегом
И манит нас далёким брегом
Весны, где воля — задарма.

Но вот куда нам время деть?
Неразрешимая задача.
Волнуясь, радуясь и плача,
Нам не стареть бы — молодеть.

Любить, страдать, писать стихи,
Пускай они сейчас в загоне.
Зима блистает в заоконьи,
И есть ещё с вином мехи.

Пускай и старое вино,
Оно от времени не скисло,
И, набирающее смысла,
Жизнь наша — в пахоту зерно.

Как долго тянется зима,
Её снега слежались плотно,
И медленно и неохотно,
Но всё же отступает тьма.

2010

х х х

К чему прощальное нытьё,
Оно порю ложно.
Всё, что от Бога, всё моё,
А прочее ничтожно.

Я был ничтожен много раз
В бесовской круговерти,
Как вот ничтожен и сейчас
Пред бледным ликом смерти.

Оставь, не посещай жильё
Наивного поэта,
Ведь, что от Бога, всё моё,
И многое не спето.

Пускай над пропастью стою,
Вдыхая воздух жадно,
Бог даст, я и ещё спою
О жизни беспощадной,

Которая меж тем мила
И тьмой своей и светом,
Лишь бы зимой метель мела,
Слепила Волга летом.

Чтобы в ладони падал плод
И Русь была б святою,
Чтоб прибавлялся мой народ
Числом и красотою.

2010

х х х

Вижу я — озорница синица
Посещала мой номер опять,
И со всякой небрежной страницы
Умудрилась все буквы склевать.

Может, это, конечно, во благо,
Только вывод печально простой:
Как приехал с пустою бумагой,
Так уеду с бумагой пустой.

В путь=дорогу зовёт электричка.
И в пространство я тихо зову:
- Ты верни мои вирши, синичка,
Ведь они ещё, верно, в зобу.

Что ж вы думаете, прилетела,
Села рядому, я еле дышу,
И вернула мне то, что хотела,
Остальное потом допишу.

Может, даже получится лучше,
Я признателен птичьей игре...
Вот такой=то невиданный случай
Был со мной в золотом сентябре.

2010